Я знаю, что довольно давно не вела записей в своем дневнике. Но за это время столько всего произошло, что я не знаю, с чего начать.
На прошлой неделе родился мой ребенок, и я назвала его Эдвард Артур, в честь его отца. Я не знала, что делать и что со мной происходит, когда меня волной накрыла боль. Я никогда ничего подобного не ощущала и теперь понимаю, что имела в виду мама. Мне было так холодно, так одиноко, к тому же пошел снег.
Я поднялась по тайной лестнице в потайную комнату возле колокольни. Это было единственное место, куда я могла пойти и где было безопасно. Где я могла кричать, зная, что никто меня не услышит. Я понятия не имею, зачем построили эту комнату. Единственное, что я точно знаю, что тот, кто построил дом и спроектировал такую тайную комнату в плане здания, имел для этого серьезную причину.
Эта комната была моим идеальным убежищем. За исключением тех моментов, когда звонил колокол – тогда и комната, и вся лестница содрогались от его ударов. Некоторое время после рождения Эдварда Артура я прятала его там, завернув в полотенца и одеяла, и никто ничего не заподозрил.
Так продолжалось до тех пор, пока отец не вернулся из Лондона и не увидел, как я пробираюсь к потайной лестнице. До того момента я думала, что мне сойдет с рук мой обман. Я спала с ребенком каждую ночь под колокольней, потом рано утром спускалась вниз и ждала, когда отец и мать займутся Роуз. Тогда я находила какой-то повод – будто мне нужно было прогуляться или подышать свежим воздухом. Но однажды шел дождь, и я знала, что оставила Эдварда Артура одного слишком надолго и он уже наверняка мокрый и голодный. После родов я ужасно страдала, каждая клеточка тела болела. И как только я добралась до тайного хода и взялась за ручку двери, я вдруг почувствовала, как у меня подкосились ноги. В следующее мгновение отец подхватил меня. Он помог мне подняться в комнату и уложил на кровать, где лихорадка продержала меня несколько дней. Должно быть, я проспала все эти дни.
Когда я очнулась, Эдвард Артур был рядом со мной. Он лежал в старой, но недавно окрашенной кроватке, беленькой, в хорошеньких желтеньких утятах. На моей кровати были одеяла, и я подумала, что отец, должно быть, купил их специально для меня, потому что я не помнила, чтобы у нас дома были такие. Не узнавала я и узора на шторах, и огромного тряпичного ковра из коричневых и кремовых квадратов.
Мой отец позаботился обо мне тогда, когда я меньше всего этого ожидала, когда я думала, что он отречется от меня и никогда больше не посмотрит в мою сторону. Некоторое время после этого я не могла понять, зачем ему вообще это было нужно, зачем он это сделал.
Глава 39
Раздался громкий взрыв, за ним – пронзительный сигнал тревоги. Мадлен проснулась, когда в отдалении послышалось непривычное «пиии-пиии-пиии». Грудь сдавило, и женщина тотчас закашлялась. Было темно. Она протянула руку, чтобы нащупать спящего рядом Бандита, но он уже вскочил с кровати.
Мэдди попыталась включить свет, но электричества не было. Женщина запаниковала, дыхание сбилось.
– Бандит, что… что это за шум? – Она снова закашлялась, потом задержала дыхание и постаралась сделать несколько глубоких вдохов, чтобы справиться с паникой, но легкие пронизывало непонятной болью.
Бандит поспешил к двери. Он распахнул ее и увидел в коридоре яркие сполохи. Он тотчас захлопнул дверь, на секунду прижался к ней всем телом, лихорадочно соображая, что делать.
– Господи Иисусе! Мэдди, нам нужно выбраться отсюда. Это пожар. Огонь заблокировал лестницу! – Бандит старался говорить спокойно, но Мэдди чувствовала, что он тоже пытается справиться с дыханием.
Он закашлялся, прикрыв рот ладонью. Потом на ощупь прошел по комнате в темноте, схватил простыни, поволок их в ванную, где открыл краны и намочил ткань, после чего заткнул ими щель под дверью.
– Это должно помочь, – сказал он и, быстро одевшись, бросил Мадлен ее одежду. – Одевайся, у нас мало времени! – крикнул он и схватил рюкзак, лежавший в изголовье кровати. – Так, без чего ты не сможешь обойтись?
– Что?
